Цветы корицы, аромат сливы - Страница 53

— И что — снова откачивают воду помпой?

— Да, — усмехнулся Леша. — Называется — человекопомпа. У черных они электрические, а у нас — человек надевает бродни, спускается в воронку и подает оттуда ведра с водой, а их по цепочке выливают. А потом быстро-быстро копают воронку, пока обратно не затопило — землю подают сидящим на отвалах, они ее перебирают.

Поиски в прежнем месте свернули, и вечером к няндомскому костру приходили подивиться на Сюэли, расспрашивали его, он застеснялся и замкнулся в себе.

— Не, ну, понятно — человек не хочет говорить, это ж наверняка какая-то мистика была — не очень-то расскажешь. Действительно, иногда и слова подобрать трудно. Не то видение, не то как под руку кто толкнул…

— Да конечно! Ты не бойся, что не поверят. Много есть поисковых баек про то, как «солдат сам руку протянул» — во сне ли, или просто как озарение — иди туда, ткни здесь.

— Ну вот смотри — была же история про девушку, которая в первый раз в поиск приехала. Прикорнула днем у раскопа и увидела бойца, в форме времен войны, что ее манит за собой, и руку ей сжатую в кулак протягивает. Она резко очнулась, встала, сама не зная куда, пошла — та же местность, что и во сне, деревья те же. И вдруг как стукнуло, она — щупом в землю, нащупала бойца. Лежит, и в руке зажат был медальон, в кулаке прямо.

Из деликатности Сюэли больше никто не расспрашивал, а стали рассуждать о том, что в поиске постоянно такое бывает.

— В прошлом году рассказывали череповецкие про высоту одну, островок на болоте. По ней во время боя тогдашнего прокатилось несколько волн туда-сюда. И будто бы сгиб на ней взвод с единственной противотанковой пушечкой, не успевший за своими.

— Нет. Оставленный прикрывать отход медсанбата.

— А, ну вот. И с тех пор поисковики иногда в поисках по лесу встречают этот угор, но даже по джи-пи-эске не могут его потом найти. И жутко на нем. Потому что если ближе к вечеру, или ночь — идешь, и даже летом снег хрустит под ногами, и раздаются выстрелы, крики и скрип пушечной станины.

К Сюэли подсела Надя.

— Я, кстати, думала тут о духах, — сказала она, — и почему такая однообразная мистика у поисковиков. У черных, может, больше на эту тему, но они в лесу с корыстными целями. Ищут, кости отбрасывают, иногда даже черепа на ветки надевают. Тут может что-то и не совсем хорошее с ними происходить. А у поисковиков и у духов пропавших солдат одно желание с разных сторон — солдаты хотят найтись, поисковики хотят найти. То есть как по обе стороны барьера стоят и руки друг другу протягивают. И говорят, что те, кого ты поднял, потом с тобой всю жизнь, и помогают даже в чем-то. Правда, об этом говорят скупо. Ну, не за этим же едут, а чтоб мужиков похоронить по-человечески, правильно?

В это время за деревьями зашуршало, и к костру вышла лиса. Она села и посмотрела на бойцов укоризненно.

— О! — сказал Сюэли.

— Лис тут полно, — заметил Леша. — Только они почему-то мелкие какие-то… Может, местный вид какой?..

— Кормить надо лучше, — предположил Сюэли.

— Они и так из продпалатки крупу тягают. Ничего не боятся — как собаки. Чего смотришь, рыжая морда, наглая?

— Не надо. Дайте ей что-нибудь, — тихо попросил Сюэли.

— Ну, сегодня твой день. Как скажешь. Ну, дай ей сам что-нибудь. Дай тушенки, там есть… — заговорили бойцы.

Сюэли подманил мелкую местную лису тушенкой и увел ее из круга света, падавшего от костра.

Когда он вернулся, у костра продолжался разговор про непознанное, и Серега Малышев из Тихвина начал рассказывать байку, которую вспомнил, увидев лисичку. Малышев был погранец-дембель, служил он под Благовещенском и с тех пор заинтересовался историей своих войск.

— Вот я читал такую телегу — погранцы наши чего учудили, в конце войны дело было, году в сорок четвертом, такой нелепый отмаз закатали — рак мозга… Типа шпиен, не то японский, не то китайский, под лису маскировался. Так еле они его повязали. Только с собакой — ее-то хрен наколешь — нюх! На минуточку так — гонялись за нарушителем, прикинувшимся лисой, дня два, и повязали они его только верстах в тридцати в глубине своей территории… Ну, им пришлось по этому поводу писать рапорт, и вот тут поперли такие подробности — мама не горюй…

— А где читал? — сквозь общий хохот напряженно спросил вдруг Сюэли.

Серега загасил окурок о подошву.

— А ты че, интересуешься?

— Да, если можно…

— Добро, заезжай ко мне, в Тихвин, покажу документик этот любопытный, у меня копия хранится.

— Обязательно, — с жаром сказал Сюэли. — Обязательно. А Тихвин — это далеко? Это на Дальнем Востоке?

— Тихвин — на питерской трассе. Слушай, ты что — не знал, где Тихвин, и готов был ехать куда угодно, хоть на Дальний Восток, что ли?.. Тебе серьезно так сильно это нужно?

— Очень нужно, — сказал Сюэли.

Серега пожал плечами, но твердо пообещал взять Сюэли с собой, когда будет возвращаться домой.

Когда казанский отряд поднял горелые останки, верховые, Сюэли как раз относил бронницким забытый в лагере сухпаек и случайно шел мимо. Подошел поздороваться. С Казанью в тот день работал Саня, он подозвал его и повел показывать останки, чтобы Сюэли знал на будущее, как такие останки выглядят.

— В плане опознания случай — почти что безнадега. Единственное, что уцелело, сейчас увидишь, — закатанная в плексиглас фотка. И нет медальона никакого. Надежда слабая, что хотя бы род войск удастся выяснить. Если только сейчас парни еще чего-нибудь там не нашли.

— Я никогда не думал, что плексиглас — это материал, который не горит, — сказал Сюэли.