Цветы корицы, аромат сливы - Страница 5

Сам русский китаист подошел к нему. Жал руку и долго благодарил по-китайски. Куда-то приглашал, но Сюэли вынужден был отказаться. Пришел и слег. Аспирант Ди принес ему в качестве лечения рассол из банки. Сказал, что это местное варварское средство. Шел снег. Саюри сидела на кровати и давала пить рассол из фарфоровой ложечки для супа.

После нескольких месяцев обучения языку на кафедре назначили «вечер знакомства», он же и «вечер поэзии», где, как предполагал Сюэли, исходя из названия, полагалось собраться вечером и читать стихи, причем под стихами он понимал экспромты собравшихся. То, что вечер был назначен на 12 часов дня, смутило его и вполовину не так сильно, как те стихи, которые начали выползать на свет при подготовке вечера.

— Деточка, вы можете прекрасно прочесть Лермонтова, — сказала Немила Гориславовна. — «Москва, Москва! Люблю тебя как сын! Как русский! — сильно, пламенно и нежно…».

Когда Сюэли возразил, что все это довольно странно прозвучит, если учесть его ярко выраженную китайскую внешность, на него напало другое, следующее стихотворение.

— Тогда вот это, вот это: «Мне голос был!.. Он звал куда-то!..» Он что-то там такое пел! Он говорил: Беги отсюда! Оставь Россию навсегда! Что там дальше?

— Есть место им в полях России, среди нечуждых им гробов. Во-первых, у них идет сейчас смешение б и в, и в ситуации стресса вы получите «Мне голос выл», — вмешалась фонетист. Она была больше всего похожа на волшебника Фудзимото из мультфильма Миядзаки. У нее даже костюм был такой же.

— …«Мне голос выл: Иди отсюда, оставь Россию навсегда!»? — переспросил Сюэли, чем обеспечил себе полную свободу от декламации русской поэзии.

— На мой взгляд, они вообще не должны читать никаких стихов, — сказала фонетист. — Зачем это нужно? Закреплять неправильные навыки? Встали в шеренгу по стойке «смирно», высунулись вперед по одному, представились! «Я Дун Пун Тун!» «Я Пун Бун Дун!» И всё. Вот вам знакомство!

— Можно мы почитаем китайскую поэзию? — вкрадчиво спросил Сюэли.

— Что вы хотите этим сказать? — пошевелила носом фонетист. — У нас на кафедре вы обучаетесь русскому языку.

— Мы почитаем ее чуть-чуть, — показал щепоточку на пальцах Сюэли. — И по-русски.

— А интонировать за вас никто не будет. Во рту у вас каша! Вместо ИК-6 — темный лес! У вас нет ИК-6, Сюэли.

— Войска Первого белорусского фронта… под командованием маршала Советского Союза Жукова… после упорных уличных боев… завершили разгром немецких войск… и сегодня… второго мая… полностью овладели столицей Германии… городом… Берлином! — сказал Сюэли с дикцией Левитана, давая отчетливые шестерки на каждой синтагме.

— Можете ведь. Когда хотите, — буркнула фонетист.

— Четыре строчки, деточка, — решила наконец Немила Гориславовна. — Четыре строчки, голубчик. Не больше чем четыре строки каждый продекламирует. Ну, там, про это ваше… лягушка шлепнулась в пруд…

Сюэли деликатно промолчал.

Предстояло подобрать русские переводы. Аспирант Ди пообещал сходить с Сюэли в библиотеку и помочь все найти. Следом чуть было не увязалась Саюри. Она хотела про лягушку, которая шлепнулась в пруд.

— Это я тебе и так скажу, безо всякой библиотеки, — небрежно сказал Ди. — Тут не надо быть великим знатоком. Лягушка шмякнулась в пруд. Бац!.. Нет. Шлёп! Круги по воде. Записывай.

Подпав под его обаяние, Саюри ошеломленно записала и пошла учить это наизусть, после чего в читальный зал они направились чисто китайской компанией: Ди, Сюэли, Чжэн Цин, Лю Цзянь и Шао Минцзюань — всем нужно было что-нибудь подготовить для вечера.

Ди валялся на полу, перелистывая тома.

— «Вместе с годами ушла любовь к ветру, к горной луне…»

— Не стоит. Еще решат, что мы намекаем на возраст старейших преподавательниц кафедры.

— «Так долго странствовал по Янцзы — уже борода седа…»

— То же самое. Даже еще хуже: намекает, что у них борода.

— «Глубокой стариной повеяло…»

— Не надо.

— «К старым корням вернулся весенний цвет…»

— Не надо.

— Вот спокойная, бытовая картина… «У сломанного сундука давно отвалился верх…»

— Ди, ты очень легкомысленный человек.

— Вот, ничего нет сомнительного. «Глубокая осень, и в песне сверчка прощанье слышится мне…»

— Ну, для кого нет, а для кого и есть.

— Тогда «Могила на горном склоне Линьшань пронзительно холодна», — предложил Ди.

— Вот прекрасные стихи Ли Бо, правда, они длинные, но мы их поделим… — довольные приятели собрались идти.

— Только не говорите «в верхних покоях»! — крикнул вслед им Ди. — «Верхние» — это никто даже не поймет. Здесь для русских читателей примечание: что верхние покои — это женские. Так лучше скажите сразу — «в женских».

Провозившись несколько часов, Сюэли постиг ключевую проблему: все стихи в переводах были значительно хуже, чем в оригинале. Вообще не сравнить.

— Я должен найти одно стихотворение из четырех строк, которое в переводе лучше, чем в оригинале, — сформулировал он задачу.

— Тогда мы должны искать у плохих поэтов, — сообразил Ди. — Каких ты знаешь третьесортных сочинителей? Ты же специалист.

— Н-ну, например… Ван Цзи… э-э… уступает многим…

— Смотрим Ван Цзи, — решительно сказал Ди. — Да, он не блещет, — скривился он, немного полистав антологию. — Ищем русский перевод…

Это решение дало гениальный результат.

Вечер знакомства удивительно сплотил четвертую группу начального этапа обучения. Чжэн Цин, Лю Цзянь и Минцзюань встали плечом к плечу, и Чжэн Цин начал угрюмо и сосредоточенно: